Ночь. Ветер шуршит осенними листьями, ломкими и хрупкими, как человеческие души – тронь, и разлетятся в прах.
В комнате почти тихо, ничто не нарушает симфонии ночи, кроме наших дыханий, но и те вплетаются в неё незаметно и органично, словно жужжание пчёл в журчание ручья.
Серые тени рисуют на потолке лишь им понятные узоры, качающиеся ветви превращаются то в угловатые фигуры, то в маски готических химер. Всполохи света от проезжающих вдалеке машин пронзают паутину этих узоров, словно вспышки молний.
Тонкая занавеска колышется от ветра и его дуновения вносят в комнату ночную прохлады, остужая разгоряченные за день тела.
Повернув голову, я смотрю на тебя, лежащего рядом, делящего со мной эту постель, эту дивную ночь… эту жизнь.
Ты спишь, и ни шелест листвы, ни всполохи света не нарушают твоего покоя. Во сне твоё лицо теряет привычную серьёзность, разглаживаются упрямые морщинки на лбу, слегка, словно неуверенно улыбаются обычно поджатые или искривленные усмешкой губы – ты превращаешься в почти сказочное существо, словно только сейчас ступившее с небес на эту грешную землю и ещё не видевшее боли, не вкусившее греха – ты прекрасен.
Этот образ не портит не ранняя седина в некогда чёрных как смоль волосах, не излишняя тонкость фигуры, которую уже не спишешь на юношескую угловатость.
Ты спишь, обнимая подушку, словно ребёнок в поисках ласки, твои хрупкие руки кажутся покрытыми инеем прутиками на фоне синей ткани, такие бледные и такие тонкие. Кожа на запястьях похожа на прозрачный пергамент, сквозь который видны синие ниточки вен, она кажется неимоверно мягкой, но я знаю, что это не так – она слегка шероховатая, как осенние листья и пахнет осенью, землёй и ветром. Мне хочется коснуться её губами, но я не хочу нарушать твой сон.
Тени играют с твоим лицом то, погружая его в тень, то, выставляя на показ – словно пытаясь напугать меня.
- Смотри, - говорят они, - разве он красив? Он уродлив. На нём печать тьмы! - Тени превращают твоё лицо в страшную маску с чёрными провалами вместо рта и глаз, в неверном свете ночи оно кажется безобразным черепом, едва обтянутым кожей.
- Нет, он прекрасен, - отвечаю я, ведь тени не видят красоты твоей души.
- Он старик, - отвечают тени и отступают, открывая твоё лицо. Свет от фар, мелькнувший в окне освещает твои черты, выделяя и подчёркивая тонкую сеть морщин, углубляя старые шрамы, - смотри же, видишь, он слишком стар для тебя!
- Нет, не слишком, - глупые тени, они не знают, насколько молода твоя душа, как сильно ты хочешь жить, наверстать всё то, чего тебя лишила судьба.
Я люблю тебя.
Люблю таким, каков ты есть, ведь для меня нет никого прекрасней тебя и мне всё равно, сколько тебя лет. Прошлое не имеет значение для тех, чьи взоры обращены на настоящее, а души не бояться будущего.
Я улыбаюсь, и тени исчезают, бессильно шелестя и тщётно цепляясь за нас угловатыми лапами – они никогда не выиграют этот спор.
Первый луч солнца скользнул в комнату и осветил твоё лицо – оно прекрасно.
Нахмурив брови, ты пытаешься отмахнуться от наглеца, но он настойчив. Наконец, ты нехотя открываешь глаза, ты проснулся – очарование ночи медленно исчезает. Морщинки занимают законные места, а на губах вновь знакомая усмешка:
- Ну, и что ты уставился на меня? Ещё не устал разглядывать?
Да сон больше не смягчает твои черты, а язвительный характер даёт о себе знать с первых фраз, но не сон и не явь не меняют твоей души и не отменяют моих чувств.
- Я никогда не устану смотреть на тебя, ведь ты прекрасен, Северус, - отвечаю я и счастливо улыбаюсь, когда вижу хрупкую надежду в твоих глазах и как на тонких губах дрожит неуверенная улыбка, столь дорогой мне отголосок чарующей ночи.
- Ты, прекрасен, - шепчу я в улыбающиеся губы, - прекрасен…

____________
Нажимая "отправить", автор с дебильно-счастливой улыбкой, сползает со стула в тихий и радостный обморок - свершилось!